— Самое интересное в конце, — сказал Муруган. — Всего в книге одна тысяча триста пятьдесят восемь страниц, — заметил он. — Подумать только! Тысяча триста пятьдесят восемь! Уилл перелистнул первые тысячу пятьдесят.

— О-о, здесь будет поинтересней, — воскликнул он. — Наши прославленные револьверы и автоматы двадцать второго калибра.

Далее, за лодками из стекловолокна, рекламировались надежные бортовые моторы в двенадцать лошадиных сил. Навесные моторы стоили всего лишь двести тридцать четыре доллара девяносто пять центов, включая резервуар для топлива.

— Какой большой выбор!

Но Муруган не был любителем мореплавания. Взяв книгу, он с нетерпением перелистнул еще несколько страниц.

— Взгляните на этот итальянский мотороллер! Пока Уилл вглядывался, Муруган прочел вслух:

— «Этот элегантный спидстер проходит до ста десяти миль на галлон топлива». Только подумайте! — Обычно угрюмое лицо юноши сияло воодушевлением. — И даже на этом мотороллере в четырнадцать с половиной лошадиных сил вы пройдете шестьдесят пять миль на галлон. А вот этот обеспечит вам семьдесят пять — причем скорость гарантируется!

— Отлично! — поддакнул Уилл. — Вам прислали эту замечательную книжку из Америки? — осведомился он с любопытством. Муруган покачал головой:

— Мне дал ее полковник Дайпа.

— Полковник Дайпа?

Что за странный подарок от Адриана Ангиною! Уилл вновь взглянул на изображение мотоцикла, а потом перевел глаза на сияющее лицо Муругана. И вдруг его осенило; цель полковника Дайпы была ясна: «Змей обольстил меня, и я ела». Древо посреди сада носило название «Потребительские товары», и обитатели любого низкоразвитого Эдема, познав хотя бы однажды вкус запретного плода или просто увидев одну тысячу триста пятьдесят восемь приманчивых листьев запретного древа, со стыдом осознавали, что они, с промышленной точки зрения, наги. Будущий раджа Палы был вынужден признать, что он всего-навсего голоштанный правитель племени дикарей.

— Вам следует, — продолжал Уилл, — ввезти миллион каталогов и раздавать их всем подданным — разумеется, бесплатно, как и противозачаточные средства.

— Зачем?

— Чтобы пробудить в них аппетит к собственности. Тогда они все начнут выступать за прогресс — за нефтяные скважины, вооружение, за Джо Альдехайда и советских специалистов. Муруган нахмурился и покачал головой.

— Не поможет.

— Вы хотите сказать, что их нельзя соблазнить? Даже при помощи элегантных спидстеров и бледно-розовых бра? Невероятно!

— Да, невероятно, — с горечью ответил Муруган, — и тем не менее это факт. Им это неинтересно.

— Даже молодым?

— Я и говорю о молодых. Уилл Фарнеби насторожился. Подобное отсутствие интереса вызывало интерес.

— А вы не догадыветесь, почему?

— Что тут догадываться? Я это знаю наверняка.

Невольно пародируя свою мать, Муруган вдруг заговорил с интонацией праведного негодования, совершенно не вязавшейся с его годами и внешностью.

— Начать с того, что они слишком заняты…— Муруган поколебался и наконец с отвращением прошипел сквозь зубы ненавистное слово: — …Сексом.

— Но сексом занимаются все. И тем не менее не устают домогаться высокоскоростных спидстеров.

— Здесь секс другой, — настаивал Муруган.

— И причиной тому — йога любви? — спросил Уилл, припоминая восторженное лицо юной сиделки. Юноша кивнул.

— Они испытывают что-то такое, что позволяет им вообразить себя счастливыми, и не желают ничего другого.

— Какое блаженство!

— Никакого блаженства здесь нет, — отрезал Муруган. — Одна только мерзость и глупость. И речи нет о прогрессе; только секс, секс и секс. Да еще эти ужасные наркотики.

— Наркотики? — изумился Уилл. Наркотики в стране, где, по словам Сьюзилы, нет наркоманов? — А что за наркотики?

— Они приготовляют их из поганок. Из поганок!

Голос юноши звенел — точь-в-точь как у рани, когда она вдохновенно чем-либо возмущалась; сходство было довольно комическое.

— Из таких симпатичных красноватых поганок, на которых обычно сидели гномы?

— Нет, из желтых, которые люди обычно собирали в горах. А теперь их выращивают на особых грядках сотрудники высокогорной Экспериментальной станции. Научное разведение поганок. Мило, не правда ли?

Дверь хлопнула, послышались голоса и шаги по коридору. Неожиданно негодующий дух рани улетучился, и Муруган вновь превратился в недобросовестного школьника, пытающегося скрыть свою провинность. В один миг «Начальная экология» заняла место Сирза Роубака, а подозрительно раздутый портфель оказался под столом. И тут же в лабораторию стремительно вошел Виджайя — обнаженный до пояса, потный после работы, его кожа сияла, как натертая маслом бронза. За ним вошел доктор Роберт. Муруган поднял глаза от книги: теперь он изображал собой образцового студента, которому помешали заниматься посторонние. Уилл, позабавившись, искренне переключился на вошедших.

— Я пришел слишком рано, — ответил он на извинения Виджайи, — и помешал нашему юному другу заниматься. Мы проболтали все это время.

— О чем же вы беседовали? — поинтересовался доктор Роберт.

— Обо всем на свете. О королях и капусте, о мотороллерах, об отвисших животах… Когда вы вошли, мы говорили о поганках. Муруган сказал мне, что из ядовитых грибов здесь вырабатывают наркотики.

— «Что в имени?», — со смехом отозвался доктор Роберт. — Все что угодно. К несчастью, Муруган воспитывался в Европе, и потому он называет это наркотиками, испытывая, в силу условного рефлекса, закономерное отвращение. Мы же называем это препаратом мокша — проявителем реальности, пилюлей красоты и истины. Непосредственный опыт подтверждает, что эти имена даны препарату заслуженно. Однако наш юный друг никогда не применял мокша-препарат, и его невозможно уговорить даже попробовать. Для него это наркотик, а к наркотикам порядочные люди не прикасаются.

— Что скажет его высочество? — спросил Уилл. Муруган покачал головой.

— Что это дает, кроме иллюзий? — пробормотал он. — С какой стати я должен сбиваться с пути — чтобы надо мной потешались?

— В самом деле! — с добродушной иронией заметил Виджайя. — Ты, в нормальном состоянии, единственный, над кем не потешаются и кто не имеет никаких иллюзий!

— Я такого не говорил, — запротестовал Муруган. — Я просто хотел сказать, что не нуждаюсь в вашем фальшивом самадхи.

— А откуда тебе известно, что оно фальшивое? — спросил доктор Роберт.

— Потому что по-настоящему люди достигают этого состояния после долгих лет медитации, тапас и… воздержания от отношений с женщиной.

— Муруган — пуританин, — пояснил Виджайя Уиллу. — Его возмущает, что четыреста миллиграммов мок-ша-препарата даже начинающим — да-да, даже мальчикам и девочкам, которые занимаются любовью, — позволяют увидеть мир таким, каким он предстает свободному от оков «это» взору.

— Но то, что они видят — нереально, — настаивал Муруган.

— Нереально! — повторил доктор Роберт. — Опыт собственных чувств также можно назвать нереальным.

— Напрашивается вопрос, — возразил Уилл. — Опыт может быть реален в отношении внутреннего раздражителя, безотносительно ко внешнему?

— Конечно, — подтвердил доктор Роберт.

— И вы способны объяснить, что происходит в мозгу человека, принявшего препарат?

— Отчасти — да.

— Мы постоянно работаем над этим, — добавил Виджайя.

— Например, — сказал доктор Роберт, — мы открыли, что людям, при расслаблении не имеющим показателей альфа-активности, мокша-препарат назначать не следует. Таким образом, примерно для пятнадцати процентов населения необходимо подыскать другие средства.

— Мы также пытаемся выявить неврологическое соответствие этих переживаний, — сказал Виджайя. — Какие процессы в мозгу сопутствуют видению? И что происходит при переключении души из до-мистического в истинно-мистическое состояние?

— И вы это знаете?

— Знать — это слишком громкое слово. Скажем лучше, что мы находимся в преддверии некоторых догадок. Ангелы, Новые Иерусалимы, Мадонны, Будды — все они соотносятся с некими необычными раздражениями участков первичных представлений — зрительного центра, например. Каким образом мокша-препарат стимулирует мозг, мы еще не открыли. Важен сам факт, что он производит эти стимулы. Он также воздействует и на молчащие области мозга, не участвующие в восприятии, движении, ощущениях.